Вечер воскресенья. Прошло ровно пять дней. Пора бы начать собирать мысли, чувства, писать и жить. Пока не очень выходит. Наверное, будучи в Тэзе, всё переживалось бы действительно проще, хоть и не сомневаюсь, что всё происходит, как должно происходить, раз мы здесь - значит, так лучше. Для нас лучше. Может быть, один из аспектов этого "лучше" - и то, как мы все эти непростые дни поддерживали друг друга - по телефону, в храме, по SMS, в аське, в ru_taize. Спасибо, друзья, это правда очень много. Ещё одно я знаю точно: будь я сейчас в Тэзе, я чувствовала бы себя виноватой перед теми, кто не может приехать. У кого нет виз, денег, кто не VIP, кого не пригласят, про кого, может быть, и не вспомнят, потому что на холме нас бывает иногда слишком много. Так что в этом смысле я благодарна за сопричастность (вот оно, это вновь изобретённое слово Тэзе!) всем "бедным" - в этом смысле. Что может быть больше в духе Христовом, в духе брата Роже. Мы все сейчас сердцем - там. А кто скажет, что больше - быть там телом или сердцем.
Мы не столь уравновешенны, не столь ангелоподобны. Мы страдаем. В душе меньше мира. Мы плачем, иногда срываемся, иногда пишем и говорим о "неправильном" - но с чьей точки зрения неправильном? Кто - судья? И кто скажет, что по этой причине нас любят - меньше? "Не здоровые нуждаются во Враче..."
Сколько людей слышат о брате Роже в эти дни впервые? Коллега-мусульманка, утешавшая меня в четверг, попросила почитать что-то из его книг. Возможно, на поминальную службу во вторник мы пойдём вместе.
Спасибо братьям за короткие записки. Они пишут, что им важны наши слова, наша память, наши молитвы - но как же важны их строчки в эти дни нам! Тем, кто не может только горевать и молиться, кто не может помогать в приёме паломников. Кто выйдет завтра на работу. Кто, скорее всего, не увидит похорон даже по телевизору.
На самом деле мне повезло. Я видела его в последний раз полгода назад, он благословил меня перед отъездом. 14 месяцев я была совсем рядом. Я слышала, как он молится. Я была в последней группе перманентов, которым он дарил трогательные цветочки в горшочках, помогала организовывать и проводить последнюю европейскую встречу с его участием (не скажу, куда бы я отправила подобную исключительность, если бы смогла). Я помню его руку на своей голове. Простите все, у кого этого не было.
Но это всё - о себе, не о нём... А о нём говорить очень больно пока. Steba пишет, что, когда всё случилось, он смотрел не на убийцу, а с удивлением - на детей, словно бы не понимая, почему они плачут. А когда его несли, уже с перерезанным горлом, и он совсем не мог дышать и говорить, он всё делал руками какие-то примиряющие знаки - мол, не беспокойтесь...
Какой-то хороший человек сказал в эти дни: это же надо умудриться в 90 лет стать мучеником!
Ещё один хороший человек написал, что мир словно бы не изменился и это так странно. Совершеннейшая правда: мир не изменился: те же листики, то же небо. У храма сегодня радостный кот гонял голубей. Не охотился, а именно гонял - играл
Был совершенно счастлив. Но такое ощущение, словно бы что-то треснуло, как трескается асфальт. Я знаю, что сквозь эту трещину на свет появится зелёный росток, но пока видна только трещина.
Нет, конечно, не только... Первые ростки... Хотя бы то, что мы вместе. И то, что мир снова стал таким маленьким и в нём обнаружилось множество родственников.
Я знаю: "если зерно не умрёт....". Я знаю, что гроб пуст. Я знаю, что брат Роже сможет теперь нам помочь гораздо больше, чем раньше. Просто Воскресения не бывает без креста. И если мы попытаемся впрыгнуть в Воскресение, миновав крест, - ничего не получится. И уж самое последнее дело - учить жить людей в горе. Народ, я вас люблю. Я тоже неправильная.
А завтра пойдём-таки на работу. У нас лежит несделанная статья "Богословие"
"И даже если на их пути встаёт множество препятствий, они ориентируются, главным образом, на тот единственный источник, в котором всегда можно найти новое движение жизни". (с) брат Роже