С. С. Аверинцев

"Другие — это ад”; так правду ада
ад исповедал.
Ум, пойми: в другом,
во всяком, кто — другой, во всяком, кто —
не я, меня встречает непреложно
Единый и Единственный — услышь,
Израиль! — и отходит вновь и вновь
к Его единству, и превыше всех
обособлений, разделений — то,
что отдано другому: хлеб — и камень,
любовь — и нелюбовь. И пусть их тьмы
неисчислимые и толпы, этих
других; и пусть земному чувству близость
есть теснота, и мука тесноты, —
Себя отречься Он не может: другу —
и Друг, и Дружество; для нелюбви —
воистину Другой. Любовь сама —
неотразимый, нестерпимый огнь,
томящий преисподнюю. Затвор
блаженной неразлучности — геенне
есть теснота, и мука тесноты.
Другой — иль Друг; любой — или Любимый;
враг — или Бог.
Не может Бог не быть,
и всё в огне Его любви, и огнь
один для всех; но аду Бог есть ад.

Т.е., может быть, иногда самое важное и есть - инаковость? Не стремиться даже понять, смирившись перед невозможностью понимания, втискивания в свои мерки, в свой опыт - любое понимание, как и любой перевод (на свой язык, на язык своей системы координат) есть интерпретация, "эгъе ашер эгъе", "кем буду, тем и буду", но в изумлении выйти навстречу, открыться, спросить: кто Ты?